О приходе
Расписание
Служение
Воскресная школа
Центр для людей с нарушением слуха
Творческая страница

Православный календарь





     Медведь Роман Иванович, в иночестве Иосиф (1874 - 1937), протоиерей, рясофорный монах, священноисповедник.
   
     Дни памяти:
     3 августа - день обретения мощей;
     8 сентября;
      (Переходящая) - Соборах новомучеников и исповедников Соловецких, новомучеников и исповедников Российских и Московских святых.
6889.jpg

     Медведь Роман Иванович родился 1 октября 1874 года в местечке Замостье Холмской губернии в семье мещан. Отец, Иван Иосифович, был учителем прогимназии, мать, Мария Матвеевна, работавшей акушеркой. В семье было семеро детей – пять сыновей и две дочери. Роман был вторым ребенком в семье. Отец его умер рано, когда Роману исполнилось двенадцать лет.
     В 1892 году Роман окончил Холмскую духовную семинарию, ректором которой в то время был архимандрит Тихон (Беллавин), будущий патриарх. Усердным и искренним воспитанникам он помогал во все время своей жизни.
     В 1892 году Роман поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
     В Петербурге происходит знакомство с отцом Иоанном Кронштадтским, которое оказало огромное влияние на всю последующую жизнь юноши, особенно в деле священнического служения. Еще во время обучения обнаружились его незаурядные способности, так что по окончании академии его назначают помощником инспектора, а затем и инспектором Виленской духовной семинарии.
     7 января 1901 года по благословению отца Иоанна Роман Иванович женится на дочери священника Анне Николаевне Невзоровой. Всероссийский пастырь не ошибся. Анна Николаевна осталась верной супругу до самой его смерти.
     3 марта того же года Романа Ивановича рукополагают в священники к храму Воздвижения Креста Господня в имении помещика Николая Николаевича Неплюева. Хозяин был основателем и руководителем Крестовоздвиженского братства, в основе деятельности которого были положены скорее коммунистические идеалы, нежели христианские.
     Основой благосостояния братства было производство и продажа спирта, что крайне возмущало священника, однако нравственного авторитета он в братстве не имел, но рассматривался, по «наставлениям» руководителя лишь требоисполнителем, как «лицо, продающее ему свой труд и духовные силы», т. к. за это он получал жалованье.

     О сущности этого братства, может красноречиво сказать рассуждение, по которому ни сам помещик, ни его братчики не постились:
     «Не соблюдавший их (посты — Г.Ш.) истово блюститель странно переиначил слова Апостола о ядении мяса, говоря, что по нашему времени их надо бы понимать так: не буду поститься вовек, чтобы не соблазнить брата моего — соседнюю крестьянскую округу, твердо соблюдающую посты…» (из письма Романа к братству).
     В этом письме отец Роман жестко осуждает отношение братства к личности священника:
     «Презирать священника как личность и получать от него Святые Тайны — не дело доброго мирянина. Добрый мирянин, если увидит болезнь в пастыре, отнесется к ней по примеру Сима, а не несчастного его брата, будет болеть от мысли, как прикрыть отчую наготу, сам пойдет во священники и покажет, каким должен быть истинный пастырь. Если же братство этого не сделало даже на одном примере, то пусть убоится предаваться осуждению священства… В противном же случае пусть вспомнит об участи третьего сына Ноева».
     В 1902 г. отца Романа перевели в храм святой Марии Магдалины в Санкт-Петербурге. Священник всего себя посвятил пастырской деятельности. Собрал многочисленную церковную общину и организовал общество трезвенников, боровшееся с народной бедой русского человека.
     Напряженная деятельность подорвала его здоровье. Вскоре они вместе с женой заболели туберкулезом, и находиться далее в сыром климате Петербурга было опасно для их жизни. Так продолжалось до 1907 года, и они переехали в Крым.
   
     Отец Роман был назначен настоятелем Свято-Владимирского Адмиралтейского собора в Севастополе и благочинным береговых команд Черноморского флота. В его подчинении были Покровский храм и Свято-Никольский, что на Северной стороне, храм Архистратига Михаила и 50 священников на кораблях.
     Летом 1912 года восстали матросы на линкоре «Св. Иоанн Златоуст». Восстание подавили, у бунтовщиков отобрали оружие. Командование обратилось к отцу Роману. По его совету весь командный состав прошел индивидуальную исповедь. дабы с помощью таинства покаяния поднять дух моряков. Командование согласилось.
      О. Роман предложил арестованным бунтовщикам исповедоваться — и большинство из них откликнулись. Всю ночь священник исповедовал и причащал: выслушивал горькие рассказы смутьянов, которых ждали расстрел или каторга. Покаяться пожелали и многие из тех матросов, кто остался на свободе.
     Через некоторое время матросы утихомирились. Командующий флотом все же хотел ввести в среду моряков тайную полицию, но священник заверил, что атмосфера в команде здоровая и ничего не нужно. Оружие матросам вернули.
     Чтобы окончательно успокоить матросов, развеять революционную романтику и прекратить брожения, по поручению командующего протоиерей Роман написал и выпустил брошюру «Дисциплина и товарищество на флоте», где речь шла об основах православия, через призму которого надо смотреть на общественную и политическую жизнь, о соблазнах революции и т.д.
   
     Много ненависти излил на отца Романа один из матросов по фамилии Докукин. Во Владимирском соборе он занимался тарелочным сбором и начал красть. Заметив это, священник отправил его обратно на корабль. После февральской революции 1917 года этот матрос был избран председателем солдатско-матросского революционного комитета и начал мстить всеми любимому священнику.
     В декабре того же года комитет постановил арестовать и расстрелять отца Романа. Но, чтобы избежать возмущения в народе, решили подождать до окончания святок. Через верных людей это стало известно священнику, и он избежал их рук. Сразу по окончании Рождественской службы, не заходя домой, он отправился на вокзал, где был посажен в вагон до подачи поезда на перрон и невредимым прибыл в Москву.
     В тот же день, через несколько часов после того, как батюшка сел в вагон, пришли возглавляемые Докукиным матросы с арестом. Не найдя о. Романа, устроили полный разгром в квартире, штыками проткнули даже матрасы и подушки. Такова была степень злобы. Матушка не признавалась, несмотря на угрозы, говорила, что о. Роман со службы не возвращался и, где он сейчас, не знает.

    Приехав в Москву, Патриарх Тихон назначил о. Романа настоятелем Покровского храма на Красной площади. Буквально накануне был убит прежний настоятель, выдающийся протоиерей Иоанн Восторгов. Отец Роман оказался достойной заменой и смог поддержать сделанное его предшественником — наставлять многочисленную общину «вдохновенными проповедями, беседами на евангельские темы, неспешно проводимой исповедью.
     По приглашению Патриарха о. Роман принял участие в работе Собора.
     25 февраля 1919 года этот храм был закрыт, и отец Роман был поставлен настоятелем храма святителя Алексия, митрополита Московского в Глинищевском переулке.
      «Еще в самом начале церковной деятельности отца Романа в Москве власти не раз его арестовывали, впервые — в 1919 году. Во время одного из арестов его допрашивал председатель ВЧК Дзержинский, который предложил священнику покинуть советскую Россию и уехать на родину в бывшую Холмскую губернию, которая отошла к Польше. Священник отказался и убедил представителя власти, что его отношение к советскому государству вполне лояльное и находится в пределах, определенных апостолами, которые заповедали молиться о властях римских, относившихся в то время к христианской Церкви не менее враждебно, чем советская власть».
     Именно в храме святителя Алексия таланты отца Романа как ревностного пастыря, воодушевленного проповедника, мудрого наставника и одаренного организатора раскрылись во всей полноте.
   
     По благословению Патриарха здесь он организовал православное братство в честь святителя Алексия, митрополита Московского. В противовес неустроенности, которая заправляла повсюду, члены этого братства жили глубокой, интенсивной духовной жизнью.
     Все эти годы о. Роман служил ежедневно, самостоятельно совершая вечернее богослужение и литургию. В храме все делалось безплатно, руками предавшихся Богу людей, - хор, чтецы при ежедневных службах рано утром и поздно вечером, все послушания выполнялись по благословению, идеальная чистота поддерживалась силами подвижниц сестер.   
     Воспоминание современников отца Романа сохранили детали жизни братства:
     «Шли 1919–1921 годы и все, что с ними было связано: голод, холод, безработица, темнота на улицах — полное неустройство жизни, а в храме святителя Алексия в Глинищевском переулке шла глубокая, интенсивная жизнь, налаживавшаяся… отцом Романом Медведем.
      Богослужения в храме святителя Алексия совершались ежедневно утром и вечером, а по четвергам и ночью — полунощница с пением „Се Жених грядет в полунощи“. По воскресеньям и утром, и вечером после богослужений растолковывалось Евангелие… читалась святоотеческая литература, проводились беседы, в которых объяснялось богослужение. Каждый из присутствующих мог задать вопрос и сам поделиться своими мыслями, после всех говорил отец Роман. Он призывал к решительному покаянию за всю жизнь, сознательному повторению обетов крещения… к обращению ко Христу как к своему личному Спасителю. Отец Роман вводил нас в спасительное лоно Православной Церкви…»
     Давшие обет послушания приносили ежедневное исповедание своих помыслов и деяний через дневники, которые передавались батюшке раз в неделю, и получали наставления по всем вопросам...     Отец Роман в храме святителя Алексия воплотил в жизнь все, что так долго носил в своем сердце… Шла глубокая духовная работа каждого человека над собственной душой.
 
     В то время в Церкви большим авторитетом пользовался старец протоиерей Алексий Мечев. Он очень уважал отца Романа за его ревностную углубленную работу, а когда сам лично побывал в храме святителя Алексия, сказал ему: «У тебя стационар, а у меня только амбулатория».
     Некоторые из членов братства стали священниками, а из девушек — монахинями. Многие другие также принимали монашество, но, как правило, тайное, так что самые близкие не знали об их подвиге.
     Более 10-ти лет титанического труда тяжело отозвались на здоровье пастыря. Хотя вскоре у него появились помощники — священники, но основные тяготы он нес сам.
     Благожелательность отца Романа к советской власти ярко проявилась в его отношении к Декларации митрополита Сергия (Страгородского). Он не только разделял политику лояльности митрополита к существующей власти, но даже написал послание к собратьям-священникам и народу, увещевая «не разрывать канонических отношений с митрополитом Сергием и не становиться жертвой козней врага нашего спасения» (игумен Дамаскин).
     Оживленная деятельность братства и прихода, наконец, была замечена советской властью. За священником и прихожанами был установлен надзор. На аресте отца Романа настаивал и бывший матрос Докукин, который к тому времени переехал в Москву (впоследствии он стал заведующим кафедрой общественных наук в одном из институтов). Отец Роман предчувствовал все это, и в своих беседах и проповедях готовил духовных чад к мужественному перенесению испытаний.
     За весь московский период его служения с 1918-го по 1929 год его арестовывали 15 раз, но всякий раз вскоре отпускали.
     Тучи над храмом о. Романа сгущались. Все ожидали ареста настоятеля со дня на день. Отец Роман предчувствовал все это, и в своих беседах и проповедях готовил духовных чад к мужественному перенесению испытаний.
         
     В 1930 году власти выгнали семью о. Романа на улицу. Чада переселили батюшку на маленькую дачку, в комнату, под Москвой - в Обираловку. Туда же приезжали к нему на исповедь, за духовным советом, на откровение совести.
     6 февраля 1931 года арестовали настоятеля и весь приход. Храм святителя Алексия был сразу же закрыт: он опустел - ни паствы, ни служителей. Духовное единство было поразительным. Почти все чада о. Романа держались на допросах стойко.
     ОГПУ же, как, впрочем, и вся советская власть, руководилось сатанинским духом, которому по природе присуща органическая ненависть к духу Добра, к Духу Божию. Оно поставило своей целью во что бы то ни стало избавиться от активных носителей этого Духа.
     «Арест отца Романа обосновывался тем фактом, что священник, несмотря на гонения на Церковь и вопреки очевидно враждебному отношению властей к православию, проводил активную церковную деятельность, воспитывая прихожан своего храма в церковном духе, научая их быть сознательными последователями Христа и просвещенными исповедниками веры».
     30 апреля 1931 года двадцать четыре члена Братства ревнителей православия получили различные сроки ссылки и заключения.
10 мая о. Романа Медведя по статьям 58-10 и 58-11 приговорили к расстрелу, но потом приговор был заменен заключением в концлагерь на Соловки сроком на 10 лет. Почти все чада о. Романа умерли в ссылке.
   
      2 июня священник попрощался со своей родной и духовной семьей и отправился в место ссылки — город Кемь Беломорско-Балтийского управления. Оттуда отец Роман писал письма на имя дочери, «дорогой Ирочке».
     В них трогательно раскрывается душа священноисповедника, исполненная духовных плодов веры, которые созрели благодаря его непрестанной работе над собой. Эти письма глубоки, назидательны и придутся по сердцу тем, кто любит живое слово искренней души. Это слово имеет особенный вкус, «вкус вечности». Такое слово освежает, ободряет и укрепляет в тяжелых жизненных обстоятельствах.
     Жизнь в концлагере и для здоровых людей часто невыносима, а для рано состарившегося и больного должна бы быть и еще тяжелее.
     Однако, он пишет:
     «Я жив, ощущаю жизнь, и этого довольно с меня. Если центр жизни своей постоянно переносишь внутренне в этот Вечный Единый Центр, то не будет обстоятельств, когда можно будет ощущать себя плохо. Вездесущий и Всепроникающий никогда нас не оставляет и оставить не может ни в каких обстоятельствах и ни в каких переживаниях. Если об этом не забывать никогда, тогда наше счастье на земле обеспечено даже в тяжких болезнях и в самой смерти…»
     «Мир и радость оставил нам Пастыреначальник, и никто их не в силах отнять от нас. Радостно ощущать, что среди людей нет и не может быть у нас врагов, а есть только несчастные братья, достойные сожаления и помощи даже тогда, когда они (по недоразумению) становятся нашими врагами и воюют на нас. Увы! они не понимают, что враг-то находится прежде всего в нас самих, что его вначале нужно изгнать из себя, а потом помогать и другим сделать это.
     Один враг у нас общий — это диавол и его духи злые, а человек, как бы низко ни пал, никогда не теряет хотя бы нескольких искорок света и добра, которые могут быть раздуты в яркое пламя. А нам нет никакой выгоды воевать с людьми, хотя бы они били нас не только в правую ланиту, но постоянно осыпали бы нас всякого рода ударами и поношениями. Одно важно: твердо держаться нам своего пути и через войну с людьми не сходить со своей дороги. Воевать с людьми — это значит становиться на их ложную позицию. Даже в случае успеха эта война нам бы ничего не дала, а отвлекла бы надолго от нашей задачи…».

     А какие золотые мысли мы встречаем в другом письме:
     «…примерно с 20-24-летнего возраста я сознательно уважаю и ценю всякого человека, и всю жизнь боялся сделать кого-либо своим рабом, и внешне и внутренне боюсь кому-либо причинять боль, насилие. Убеждать мое дело, принуждать не могу. Дерзаю сказать, что я любил свою свободу, никогда никому не делался рабом, а посему, думаю, и ценю свободу других: пусть живут по своему уму и по своей совести, и стараюсь никого не осуждать… лучше уйти в сторону…
     Я могу молчать, научился много терпеть и претерпевать, но, невзирая ни на что, я в своей глубине все тот же, люблю свою свободу, лелею и свободу других; предпочитаю разделение свободных — единению рабов. Впрочем, прости мою философию, мое самохвальство. Почитаю нужным прибавить, что я сознательно склонил свою голову, сердце и всю свою жизнь перед Вечною Истиною и Правдою. И Они дороже для меня и меня самого, и всего мира…»
     Это слова подлинно святого…
      И вместе с тем о. Роман был человеком, он тоже переживал малодушные минуты — огорчало состояние здоровья, а еще более — тоска по родным и духовно близким: «…душа моя очень часто тоскует и ощущает душевное одиночество…».
     И все же большей частью, несмотря на то, что: «Кругом мрачно, но на душе у меня светло. Кругом шумно, а в сердце у меня тихо, ибо где бы ни был я, в каких бы обстоятельствах ни находился, со мной мой Единственный Сладчайший Христос!»
     О своем заключении отец Роман пишет:
     «Школа здесь для нас, и не скажу, что легкая. Но Провидению угодно, чтобы мы и это все испытали, чтобы и опытнее быть, а может быть, подобно Лазарю на гноище, здесь страдаем, чтобы там радоваться, здесь за грехи получить возмездие, чтобы там от него свободными быть и просто перейти на лоно Авраамово. Если так, да будет имя Господне благословенно; потому что самые тяжкие здешние условия несравнимы с ужасными муками ада».
     По состоянию здоровья срок отца Романа был сокращен на треть. За безукоризненно выполняемую работу в ссылке срок также уменьшался.      
     Примерно за год до освобождения, на Пасху отец Роман пишет письмо, полное веры, надежды и любви:
     «Вечное — нерушимо. Только бы научиться все более и более глубоко входить в него. Какая мудрость — уметь отходить от своего „я“ и опираться на „Я“ Великое, Единое. Всем этого желаю, особенно в эти дни. Что бы ни было, а вечность за нами и в этой жизни, и в будущей. Временные страдания — неизбежны для находящихся в странствовании. Но кроме страданий, сколько еще и здесь радостей и счастья! Всех-всех трижды целую…»
   
     26 июня 1936 года отца Романа освободили. Он поселился в окрестностях Волоколамска. Позже его перевезли к духовной дочери под Москву в поселок Валентиновку. Но здоровье его окончательно сдало. Годы ссылки усугубили все его болезни и основную — туберкулез, которым он болел еще в молодости. Находиться далее в климате Москвы было опасно для его жизни.
     Один из друзей священника, с которым они делили ссылку, пригласил его в г. Черкассы Харьковской области. Но и здесь здоровье его продолжало ухудшаться. Кроме того, батюшка тяжело переживал отдаленность родных и духовно близких.   

     Анна Николаевна, всю жизнь поддерживавшая отца Романа всем, чем только могла, нашла для него место в городке Малоярославце Калужской области. В этом ей помог отец Зосима Трубачев, с которым отец Роман познакомился в ссылке. В Малоярославце отец Зосима был благочинным и служил в Казанском храме. Еще находясь в Черкассах, 25 мая 1937 года отец Роман оступился на крыльце дома и сломал пораженную туберкулезом ногу. До конца жизни он уже не мог передвигаться самостоятельно. И, несмотря на это, почти сразу по приезде в Малоярославец он начал служить литургию:
     «Литургия — это моя единственная услада и утешение. Я не могу без нее жить. Не могу себя лишить ее», — было записано в дневнике духовной дочери священника.
     Господь исполнил его горячее желание, которое давало ему силы выживать в тяжелых условиях ссылки: «…еще хочу жить, дожить до освобождения и повидать всех вас, может быть, и пожить с вами…» и «…хочется кончить свои дни не здесь, не на чужбине, а среди родных…».
     «Летом 1937 года гонения на Церковь усилились и власти приняли решение о массовом аресте священнослужителей. В июле двое сотрудников НКВД пришли в дом к протоиерею Роману и предъявили Анне Николаевне ордер на арест мужа.
     В это время у отца Романа открылось легочное кровотечение, и Анна Николаевна сказала им:
     — Вы видите, он умирает. Ну, берите, мне еще лучше будет, не надо будет его хоронить.
     Сотрудники НКВД посмотрели на священника, и один из них недовольно пробормотал:      
     - Там своих покойников хватает.
     И они развернулись и ушли».
     Отец Роман благодарно улыбнулся матушке: мол, отстояла его предсмертные часы.
   
      Накануне праздника Преображения Господня, 18 августа к отцу Роману приехал дорогой и любимый ему игумен Митрофан, с которым он познакомился в Москве еще до ссылки. Видя своего собрата в предсмертной болезни, отец игумен предложил ему принять постриг. Отец Роман согласился. Игумен Митрофан постриг его в первоначальный монашеский чин — рясофор и нарек именем Иосиф. «Прощаясь, игумен Митрофан поклонился батюшке в ноги, и затем они обнялись, обливаясь слезами» (игумен Дамаскин).
     Протоиерей Зосима (Трубачев), служивший в Малоярославце, причащал о. Романа практически каждый день. Сам протоиерей Зосима побывал в ссылке, и после смерти о. Романа его снова арестуют и сошлют.
     8 сентября 1937 года о. Роман утром причастился, и успокоился. Весь день он лежал почти не шевелясь, с закрытыми глазами. Около пяти часов вечера он открыл глаза, протянул обе руки вперед, и его лицо озарилось сердечной и кроткой улыбкой, а в 7 часов вечера 8 сентября 1937 года душа священноисповедника отошла ко Господу.
     На третий день о. Зосима совершил отпевание, похоронен был отец Роман на городском кладбище. На девятый день Ирина Романовна после поминок заснула на кровати о. Романа, укрывшись его лагерным одеялом, и увидела видение: ее отец стоит на коленях перед иконами в золотом облачении, подаренном ему еще в Крыму, и читает Отче наш.
     3 августа 1999 года, по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II, честные мощи священноисповедника Романа были обретены и перенесены в Москву в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.

     «Радуйся, священноисповедниче Романе, крест страданий в заточении во спасение наше претерпевый».

     Тропарь, глас 4-й
     Кронштадтскаго пастыря чадо духовное/ флота Черноморскаго окормителя, московския паствы похвалу и радование, исповедника православныя веры непоколебимаго/ сохраньшаго в страданиих своих Безценный Бисер - Христа, приидите, вернии светло прославим священноисповедника Романа и воспоим ему: моли, пастырю добрый, Христа Бога спастися душам нашим.

     Кондак, глас 2:
     Восхвалим, вернии, изряднаго во священницех и славнаго во исповедницех Романа досточуднаго, Православия поборника, благочестия ревнителя, земли; Русския красное прозябе;ние, града Москвы похвалу и украшение, иже, страданием Небесе достиг тепле молит Христа; Бога спастися душам нашим.

     Молитва
     О великий угодниче Божий, пастырю Христов, отче наш Романе!
     Призри от горния славы на нас горделивых и чреволюбивых, тщеславных и сребролюбивых, уязвленных страстями угасающего мира сего, твоея скорой помощи и благодатного утешения просящих.
     Молися, святче Божий! Да сподобит нас Господь в покаянии, в любви и сострадании от неведения благости Христовой избавлятися, самоотречение и соборно от страстей: лжи, воровства, блуда, пьянства неведения истиннаго Бora в молитве, в Церкви православней силою Христовой очищатися.
     Помози нам, святче Божий, в житии на камени Истины с угодниками неба устояти, веру Православную в чистоте и полноте соборно содержати, благодать спасения стяжати.
     Да подобимся с тобою наследия Царствия небеснаго: вечнаго познания творений Божиих и благостнаго славословия Пресвятыя Троицы: Отца, и Сына и, Святаго Духа, и ныне, и присно и во веки веков. Аминь.

     Священноисповедниче Романе, моли Бога о нас.

Дорогие братья и сестры!

У Вас есть возможность не выходя из дома заказать поминовения о здравии и о упокоении через сайт нашего храма.

Пожалуйста, выберите одну из представленных Треб, впишите имена поминаемых (в родительном падеже) и внесите пожертвование удобным для Вас способом – с банковской карты, или кошелька Яндекс.Деньги.

Записки будут прочитаны за ближайшим Богослужением.

В поминовении указываются имена только крещеных христиан православного вероисповедания.

Наш номер карты для пожертвований:   2200-7007-1782-1333

или по номеру телефона 8-909-667-79-86

afisha-msk.ru