О приходе
Расписание
Служение
Воскресная школа
Центр для людей с нарушением слуха
Творческая страница

Православный календарь





Teryaeva.jpg
РАБОТЫ КОНКУРСА "НАША ПАСХА". СТИХИ И ПРОЗА
 
АВТОР - ТЕРЯЕВА НАДЕЖДА
 
 
Как это важно – двигаться к концу
И не бояться скорого исхода,
Чтоб шаг за шагом предъявить Творцу
Бессмысленно растраченные годы.
 
Совсем иначе видятся тогда
Возможности, отпущенные людям,
Когда своя судьба уже пуста,
И понимаешь, что другой не будет.
 
Сознание пронизано насквозь
Предчувствием печального финала:
Здесь не сложилось, там не прижилось,
Не получилось, не смогло, не стало…
 
Из разных «не» сложив судьбу свою,
Разбив, расстроив, разорив, разрушив,
Поймешь, как важно, что на том краю
Господь встречает Сам живую душу.
 
И не придется долго объяснять,
Что помешало раньше выйти к Свету.
Один Создатель может все понять,
Понять – как есть. И - не призвать к ответу.
 
И оправдать все то, что день за днем
Тонуло в непрерывной круговерти.
Всё - сумерки, в которых мы живем.
Как это важно – не бояться смерти…
 
************
 
Замкнутый круг, мои слезы не в счет,
Жизнь, за которой я жизни не вижу.
Я промолчу – и никто не поймет,
Я помолюсь – и никто не услышит.
 
Верую, думаю, жду – не дождусь,
Думаю, гасну, не жду и не верю.
Замкнутый круг - затаенная грусть,
Грустный конец – затворенные двери.
 
Я опускаю молитвенный щит,
Я прогибаюсь под каждой утратой,
Верую, думаю, сердце болит.
К боли я тоже привыкну когда-то.
 
**********
 
Смысл прожитого – был он или не был -
До срока растворен в густой тени:
Мне творчество расцвечивало небо
Лишь в редкие безоблачные дни.
 
Свою печаль, не отрываясь, слушать,
Потоки слов выстраивать в одно –
Я до сих пор растравливаю душу
Раздумьями, как много мне дано.
 
Я знаю, как раскрашивать туманы,
Как между строк накапливать тепло,
Но только рвусь сквозь собственные планы,
Разбрасывая битое стекло.
 
Давлюсь своими малыми делами,
Расплескиваю мысли на бегу.
А все ищу гармонию в бедламе
И радужные тени на снегу.
 
В уме мелькают образы украдкой,
Но быстро опускаются на дно.
И для меня останется загадкой,
Зачем так много было мне дано.
 
**********
 
Все теперь против нас в этом шабаше рабства и воли,
Наши знанья и мысли России опять не нужны,
Мы в театре теней исполняем привычные роли,
Хотя в зале пустом никому ничего не должны.
 
И в разумных словах объясненье найдется едва ли,
Что за горькое счастье – творить даже здесь и сейчас.
В нем все то, что отнять не смогли. Все, что в нас не сломали.
Все, чем стоило жить, а теперь проживет и без нас.
 
*************
 
МОЛИТВА ПО СОГЛАШЕНИЮ.
 
Антон бросил сумку на пол - почти уронил. Сказать, что он устал - ничего не сказать. Впрочем, дело было не в усталости. Он был разбит, раздавлен, уничтожен. Душевая боль расползлась и поселилась в каждой точке его тела. Болело все. Ему даже дышать было больно.
Хорошо, что окружающие не знали, сколько сил он вложил в этот доклад - было бы еще обиднее. Его идея – такая очевидная, и в то же время - красивая, яркая. Простая и интересная одновременно. Для практичного человека - полезная, если задаться целью и попытаться применить. Для научного человека - просто красивая. Вот только для воплощения нужны единомышленники. В своем институте понимания Антон не нашел. Потому и задумал он выбраться на эту конференцию - не самого высокого класса, зато аудитория предполагалась целевая. Выбраться - в надежде, что не перевелись еще в России настоящие ученые, и что найдется кто-то, кто поймет и оценит.
Видимо, это была неудачная идея. Первый раз он расстроился, просмотрев тезисы докладов. Казалось, их авторы даже не понимали, о чем должна идти речь на конференции с таким названием. Антон уже тогда засомневался, стоит ли ехать. Но решил довести дело до конца.
Лучше бы он туда не ездил. Все было против него в этот раз. Согласовать отсутствие на работе удалось только в самый последний момент. Несмотря на то, что он не просил командировку - командировки, кстати, в институте давно не оплачивали. Антон просил два дня за свой счет - дали только один, и то со скрипом - буквально сделать доклад и уехать, даже поговорить с коллегами времени не оставалось. Пока он договаривался на работе, все билеты на «Сапсан» разобрали. Пришлось лететь самолетом, а это: подъем - ни свет, ни заря, множество напрасных шагов, пересадок, пустое ожидание в разных местах, которое трудно заполнить чем-либо конструктивным... И короткий перелет: не то, что отдохнуть, он даже расслабиться не успел.
Дальше - больше. В связи с тем, что народу приехало немного, кто-то предложил объединить две секции в одну. Антон немало выступал в своей жизни, но ничего подобного никогда не встречал. Почему-то большинство участников конференции эту идею поддержали. В итоге - регламент в последний момент поменяли, и всем докладчикам было рекомендовано уложиться в пять минут вместо пятнадцати. Может, большинству докладчиков и было все равно, но Антону - нет. Он собирался преподнести идею: представить не столько результаты, сколько свои рассуждения. Ему очень важно было не комкать повествование, а спокойно все изложить - шаг за шагом. На то, чтобы переформатировать доклад, времени не было. Антон попытался все же наспех сократить повествование, но неудачно. Выпали некоторые звенья логической цепи: получилось глупо, нелепо. Он выступил плохо. Просто - плохо. Никто ничего не понял. Даже если в зале и были люди, способные воспринять его мысли, они тоже ничего не поняли. Вопросы были, но абсолютно не по существу. Они даже близко не касались того, что Антон хотел донести до слушателей. Поэтому на вопросы он тоже отвечал плохо. Антон слушал себя и не верил своим ушам. Он никогда не выступал НАСТОЛЬКО плохо. Он сделал все, чтобы похоронить свою идею на несколько лет вперед. Пока не забудут. Если вообще забудут когда-нибудь...
Антон с трудом перевел дыхание. Он устал от боли, которая последние восемь часов усиливалась с каждой минутой. Ему хотелось напиться. Он знал, что злая привычка юности может выйти из-под контроля и обернуться серьезной проблемой. Но сейчас ему было все равно. Впрочем, напиться – это сильно сказано, по-настоящему напиться он не успеет: заснет раньше. Но это не так важно. Главное, он успеет почувствовать, как уходит боль. А это дорогого стоит.
Облегчение было уже совсем рядом, когда в кармане зажужжал телефон. Антон осознал и скривился: напоминалка… Только этого не хватало! Со всеми своими проблемами он и забыл, что в его жизни есть такое мрачное обстоятельство, как молитва по соглашению.
- Нет уж! - рявкнул Антон и ожесточенно ткнул пальцем кнопку отбоя, - сегодня без меня, пожалуйста!
Эта молитва и так каждый вечер превращала в маленький кошмар. Но сегодня она была предельно, просто - окончательно - некстати. Когда три месяца назад Антон соглашался на это мероприятие, он не предполагал, что оно обернется таким тяжелым грузом. Поначалу он откликнулся с готовностью. Еще бы! Володя, замечательный парень, светлый, открытый, улыбчивый, всегда всем довольный, полный жизни - сбит на пешеходном переходе, мотоциклист постарался... Черепно-мозговая травма, кома. Как же за такого не молиться?! Не обсуждается!
Но такое настроение было только в начале. Отсутствие результата день за днем делало свое дело: нехитрое, но постоянное правило постепенно становилось все тяжелее, пока не превратилось в огромное черное облако, накрывающее с головой и отравляющее своим присутствием каждый вечер.
- Если не тянешь, можно отказаться, - сказал ему как-то священник, выслушав надрывную исповедь, - только ребят предупреди.
Отказаться Антон не мог. Он и сам не мог бы определить, что на самом деле мешало такому решению: неготовность признать перед людьми свою слабость или слабое, жалкое - но все-таки желание бороться до конца за хорошего человека. И он читал. На душе было мрачно, мысли путались, уходили в неведомые дали - куда угодно, лишь бы прочь от текста, даже тело стонало, не желая находиться в одном положении в течение десяти минут. Читал... Молитвой это назвать было невозможно.
- Не хочу! – продолжал Антон вслух, выключая телефон - сегодня точно не хочу!!!!
Между тем время «Ч» приближалось: уже без пяти десять.
- Не хочу, я устал! Мне своих проблем хватает! В конце концов, что изменится, если я сегодня к ним не присоединюсь?! Я давно уже не молюсь, это и так ясно. Я просто исполняю ритуал. Все равно это никому не нужно! Отстаньте вы от меня!
Никто к нему, собственно, не приставал. Кроме совести.
Антон опустился на стул - здесь же, в прихожей, и даже голову нагнулся, "набычился" - в знак протеста. Время шло. Антон не двигался. Десять часов... Совесть молчала так, как молчат, когда уже все сказано. Одна минута, две… Наконец он поднялся.
- Господи! - сказал он громко - Ты же все понимаешь! Ты видишь, что творится со мной!
Удивительно, но именно сейчас каждое его слово действительно уходило ПО АДРЕСУ. Антон это физически чувствовал.
- Не надо было мне за это браться. Нет во мне сострадания. Никого мне не жаль, только себя! Да... Но они же не виноваты! Ни болящий Владимир, ни люди, которые сейчас за него молятся. Они-то - молятся! Со всем вниманием, ответственно и искренне … Главное - искренне! Не то, что я… Но они надеются и на мои молитвы. Они же не виноваты! Не виноваты, что связались со мной! Помоги им!!! Пусть их надежды оправдаются. Вот…
Антон перевел дух. Он испытал даже некоторое облегчение: сделал все, что мог. Сказал то, что хотел. Теперь можно и выпить.
Он прошел на кухню, открыл холодильник. И замер. Что-то ему мешало.
Бутылка была совсем рядом - только руку протянуть. Несколько движений - и ватное тепло затянет разум, и тяжелые воспоминания станут мутным и нереальными. И не будет боли. И пусть это продлится всего несколько минут перед сном, но блаженная анестезия того стоит. Сейчас...
Однако, что-то мешало. Он пытался сказать себе, что все нормально, и не мог. Что-то было очень не так. И это "не так" появилось после его вдохновенной эмоциональной речи.
Антон задумался. Казалось бы, что может ему помешать? Поста нет. Устал до безобразия. Долг исполнил - как мог, но исполнил. И все-таки что-то было не так. Некоторое время он думал. Думал. И действительно, понял. Как ни странно - понял. Несмотря на боль, усталость и страсть, которая с удовольствием воспользовалась обстоятельствами.
Да! - сказал Антон, закрыл холодильник и для надежности повернулся к нему спиной, - да, все правильно. Я не буду сегодня пить! Мне очень хочется. Но не буду! И пусть это будет моим вкладом в их молитву. Все! Я пошел спать.
 
Утром Антон проснулся за пару минут до звонка будильника. Потянулся, улыбнулся. Вспомнил вчерашний провал. Боли не было. Вспомнилось: «если после сорокá Вы просыпаетесь, и у Вас ничего не болит….». Сорок ему, правда, еще не исполнилось. Но уже недолго осталось...
- Может, я умер? Хотя вряд ли: были бы другие признаки…
Тем не менее, чувствовал он себя удивительно хорошо. Просто на редкость: тело ощущалось вполне отдохнувшим - после почти двух суток активности и всех пережитые печалей - так, как будто он проспал часов двенадцать. На душе было светло и спокойно, как после причастия. Не понятно...
Антон поднялся, продолжая прислушиваться к себе. Странно: действительно, все хорошо. Очень странно. Он снова подумал про доклад. Подумаешь, не оценили! Что теперь, удавиться что ли? Да там и ценить-то было некому - сейчас это было совершенно ясно. Ни одно уважающее себя собрание не станет перекрывать регламент в последний момент. И тезисы говорили сами за себя. Он же сам первым делом обратил на это внимание....
Впрочем, утро - не время для размышлений. Утром время проходит быстро - надо шевелиться. Антон подошел к окну и постарался сосредоточиться. По опыту он знал, что чем раньше начнешь читать утреннее правило, тем меньше времени оно занимает. Странная закономерность, но факт.
Он начал читать. Звякнула sms- ка.
- Кто это там в такое время?
Антон сделал движение в сторону телефона, поморщился: если сейчас прерваться, потом настроиться будет гораздо сложнее. Но sms-ка в 6 утра - это что-то значит.
Антон дотянулся до телефона:
- Ну?!
"Володя открыл глаза"...
Антон вздрогнул: едва не уронил телефон. Руки похолодели, в голове образовалась звенящая пустота, затем грянул духовой оркестр, знаменуя ответственность момента, а сознание все еще отказывалось вместить смысл написанного. Некоторое время он просто таращился на текст со смешанным чувством смущения и ужаса, вины и благодарности.
Вспыхнувший за окном яркий свет оторвал взгляд Антона от телефона. За окном разливался яркий, феерически красивый рассвет в розово- лиловых тонах с позолотой. На противоположной стене загорелся яркий золотой прямоугольник в форме окна. Антон стоял между двух источников света и некоторое время боялся пошевелиться. Потом перекрестился и сел. Задумался.
Утро - не время для размышлений. Но сегодня все было по-другому. Такой день.
 
 
***********
 
ПЕРЕХОД
 
Труднее всего было собрать вещи. В любую, даже непродолжительную, поездку Кира всегда собиралась долго, тщательно, можно сказать – мучительно. А сил после работы оставалось немного. Кира медленно перемещалась по квартире, подбираю оставшиеся мелочи – косметичку, теплый платок, пояс от вечернего платья. А еще - плеер, шлепанцы для душа, флэшку… Дорожный молитвослов, хотя понимала, что вряд ли до него руки дойдут.
Сейчас на выездной семинар Кира отправлялась с удовольствием, как в маленький отпуск – с приятным сознанием, что делать доклад не придется. В противном случае требования к внешнему виду были бы строже, а последние часы перед отъездом приходилось бы делить между сборами и лихорадочным повторением доклада. А сейчас оставалось пережить только сборы, сложить вещи, все же остальное обещало только удовольствие. Ей, в целом, нравились эти профессиональные семинары. Она искренне любила свою специальность, и если бы не различные организационные неприятности и обильная грязь человеческая, могла бы только наслаждаться профессиональной деятельностью. Грязи хватало, конечно. Киру можно было назвать успешной в своем деле: с удовольствием развиваясь и подрастая профессионально, в рамках специальности она стала заметной персоной, с именем и определенной известностью. Соответственно, и недоброжелателей вокруг себя она встречала достаточно: кто из зависти, кто из любви к искусству – покусывали они ее более или менее регулярно. И все-таки недоброжелатели проявляли себя не каждый день. А работа радовала – почти ежедневно.
Что же касается выездных семинаров – то были дни особенные, яркие, время веселого возбуждения. Конечно, было там много шума и обмана, дешевой рекламы, мыльных пузырей и гелиевых шариков. Но случались и хорошие доклады, и интересные встречи; в кулуарах раскрывались профессиональные секреты и озвучивались полезные сплетни. Все вместе давало возможность и на людей посмотреть, и себя показать, и помечтать о том, как может быть воплощено в жизнь все самое новое и интересное.
Была, впрочем, и еще одна причина для радости – менее уважительная, но – если взглянуть правде в глаза – более значимая. Для таких, как Кира – обладателей не самой престижной, не самой легкой и – прямо сказать - не самой денежной профессии – такие семинары вносили в утомительную повседневность элементы красивой жизни. Киру же принимали особенно: встречали и провожали, селили в хороших номерах, развлекали, дарили подарки, и вообще всячески обхаживали. В такие дни верилось, что профессия – это праздник, который всегда с тобой, а земная жизнь казалась состоявшейся.
Наконец, основные вещи были сложены. Кира просмотрела список – она всегда собиралась по списку – отметила то, что нужно будет положить в последний момент, завтра утром. Посмотрела на часы – половина первого. Как всегда – какая уж тут молитва?! Сил не было совсем. Без чего-то 7 завтра надо уже выехать, и если бы получилось поспать часа 4, это было бы очень здорово.
Под душем Кира немного ожила. Укоризненно царапнула привычная горькая мысль: почему именно на молитву всегда не хватает времени? Нехорошо все же получается… Вспомнилась проповедь, услышанная как-то после воскресной литургии – как раз на эту тему.
- Многие из нас небрежно относятся к вечернему правилу, - сказал тогда священник, - кто-то сокращает его, кто-то старается отбарабанить, не задумываясь, кто-то вообще опускает. Оправдания разные находятся… А ведь вечерняя молитва – это наша репетиция перед смертью. Сейчас мы устаем, замучены… Но кто сказал, что перед смертью будет лучше? Нам так важно тогда будет помолиться! А мы – замученные, усталые – вдруг да и не сможет сосредоточиться? И никакие оправдания нас тогда уже не спасут.
Бывают такие яркие проповеди, которые помнятся годами. Кира внутренне содрогнулась тогда, всем существом признавая правоту этих слов.
Она и сейчас знала, что это - правда. Но сил все-таки не было.
 
- Ну и как Вам наш новый анализатор, Кира Витальевна? – Татьяна Дичкова смотрела на Киру напряженно – пристально и хищно.
Кира внутренне усмехнулась: она ответит, как есть - пора бы уж привыкнуть. Стоит ли так напрягаться в поисках скрытого смысла? Но деловая хватка Тани включалась автоматически в любой ситуации. Потому она и есть на своем месте. А Кира – всего лишь на своем.
- Хороший. Только, думаю, с продвижением у вас будут сложности.
Татьяна чуть заметно подалась вперед, взгляд замер и обострился. Судя по всему, сложности уже возникли.
- Мне кажется, вы позиционируете его не совсем … - Кира замялась, подбирая слово. Произносить «не совсем правильно» не хотелось – грубо получилось бы и невежливо. – Не совсем по существу, - все-таки нашлось подходящее слово. - Он, по сути дела, не реанимационный. Думаю, среди тех, кого вы сюда пригласили, у вас вряд ли будет много заказчиков.
Татьяна слушала очень внимательно. То ли что-то подобное им говорили на тренинге, то ли прогнозы Киры уже явно оправдывались. Ну, или то и другое одновременно.
«Ну и что делать?» - вопрос повис в воздухе, но не прозвучал. Фирмачи ценили Киру как консультанта, но в этой игре были свои правила: Татьяна предпочитала поменьше спрашивать и не выражать заинтересованность слишком явно. Возможно, предполагалось, что тогда платить пришлось бы больше, а возможно, - просто самолюбие не позволяло. В конце концов, это фирма кормила Киру, а не наоборот. Да, деловая хватка, - то, чего сама Кира начисто была лишена. Хотя имидж деловой женщина прочно закрепился за ней, это был всего лишь имидж. В противном случае она не жила бы на нищенскую зарплату и подачки фирмачей, в несколько раз превышающие эту самую зарплату. Кире всегда было интересно, в какой мере такие реально деловые персоны, как Татьяна, понимали, насколько беспомощна она перед ними в деловом общении. Однако, сознавали они это или нет, но деньгами делились. И на том спасибо. Другие норовили использовать Киру бесплатно. Временами – вполне успешно.
- Он не реанимационный, он – дифференциально-диагностический. Другое русло… Лаборатории его потенциал никогда не реализуют. Он – для приемных отделений больших клиник - со скоропомощной службой. Но у нас такие приемники по-другому работают…
Татьяна вцепилась в Киру взглядом, но Кира замолчала. Ей было приятно держать паузу – как будто у нее в этом разговоре был свой расчет. Но на самом деле она молчала не из принципиальных соображений. И не из вредности. Просто она и сама пока не знала, что предложить. Организация неотложной помощи в России явно отличалась от тех условий, для которых этот анализатор был создан.
Пауза затянулась. Заканчивался перерыв, пора было возвращаться в зал заседаний.
- Пойдемте, - сказала Кира. Татьяна кивнула. Ничья. Но ничья - это только если рассматривать их разговор как психологический поединок. На самом деле вопрос был задан – они обе это понимали. Понимали они и то, что Кира должна найти выход. И что, скорее всего, она его найдет. И предложит нестандартное решение. Они вообще друг друга понимали. А значит, все было нормально.
Вечером был банкет. Здесь Кире повезло – был четверг, и есть можно было все, что угодно. Когда банкет приходился на постный день, все было иначе: пребывание за столом оборачивалось мучительным поиском допустимых блюд и сложными переговорами с самой собой о том, сколько можно выпить. Сейчас такой проблемы не было. Жаль только, за столом не с кем было пообщаться. Самодовольные заведующие иногородних лабораторий – а именно они оказались от Киры и справа, и слева – были плохими собеседницами. Разговор не получался. Все усиленно жевали. Кира попробовала наблюдать за окружающими – кто из присутствующих как и с кем отдыхает. Но она столько раз все это видела, что зрелище быстро наскучило. Пришлось слушать массовика-затейника, который явно не отличался ни умом, ни остроумием: шутки, байки, загадки – все размещались в одной плоскости и поражали только однообразием. Так что затейник ей тоже быстро надоел. Захотелось даже уйти, но было обидно: столько ожиданий, и так грустно все заканчивается…
К тому моменту, как был объявлен конкурс «угадай мелодию», Кира совсем загрустила. Такой ерундой она в принципе никогда не занималась. И когда зазвучали первые характерные аккорды песни, она откликнулась абсолютно машинально – в этот момент она просто думала, не стоит ли встать и уйти…
- «Ах, какая женщина», - произнесла Кира себе под нос, но затейник стоял рядом и услышал.
- Ах, какая женщина! - провозгласил он на весь зал и вручил Кире приз – что-то, завернутое в фольгу – похожее на термос, и с красным бантиком на боку.
Все дружно обернулись и посмотрели на Киру. В зале наметилось оживление, кто-то зааплодировал, в ответ с разных сторон также послышались нестройные аплодисменты. Все уже напились, веселились, как умели, и было непонятно, то ли они таким образом потешаются, а то ли и правда признают, что Кира - «такая» женщина. Однако, так или иначе, атмосфера вокруг Киры изменилась. Молодой сотрудник фирмы-спонсора материализовался рядом и почтительно склонился к ней: «Идемте к нам, Кира Витальевна, что Вы тут одна?». Коллега из Томска, Володя, вспомнил, что два года назад пытался приударить за ней, тогда - безуспешно, и тоже пристроился за «фирменный» столик. Пока звучала музыка, они без конца танцевали и выпивали много. Когда программа вечера была исчерпана, и всех попросили из зала, фирмачи, прихватив свои бутылки и Киру с Володей, переместились в бар. Там даже некоторый спор разгорелся, кто будет оплачивать спиртное: Володя рвался платить, а фирмачи доказывали, что спонсорский бюджет позволит еще до утра поить всех желающих. Но до утра никто не выдержал, и в начале второго фирмачи потихоньку стали расползаться, а Володя отправился провожать Киру. По дороге он предложил заглянуть в тир. Кира едва не согласилась – так было жаль, что вечер заканчивается. Но все-таки сообразила, что лучше - не надо. В гости Володя тоже, конечно, захотел заглянуть, но не очень настаивал. «Все-таки деликатный народ – провинциалы», благодарно подумала Кира, оставив Володю за дверью.
Из последних сил Кира отправилась под душ. «Репетиция перед смертью, - подумала она вяло, - сегодня опять не состоится…». Спать хотелось невыносимо.
Во сне она опять собирала вещи.
Ни на что не похожая, тускло освещенная комната располагалась в основании моста, перекинутого через пропасть. Дверь, ведущая на мост, была закрыта, но Кира почему-то видела его со стороны – огромный, уходящий в бесконечность, и противоположный край пропасти не просматривался. Следуя некому внутреннему плану, Кира тщательно, как всегда, собирала сумку, стоящую на полу посреди комнаты. Вещи были самые простые – полотенце, что-то из одежды, потом – мелочи: будильник и какие-то блокноты – их следовало разложить по карманам сумки. Потом возник термос с бантиком, и он был явно лишним. Кира растерянно вертела его в руках: ни в один карман он не помещался, а перекладывать из-за него все вещи заново не хотелось. Бессмысленный, никчемушный предмет…, но бросить, вроде бы, жалко: все-таки последнее в этой жизни приобретение.
Последнее… Это слово вдруг ярко проступило в сознании, как будто напечатанное жирным шрифтом. С убийственной ясностью Кира поняла, что это конец. Сейчас откроется дверь – та самая, что ведет на мост, и за ней откроется Вечность.
Кира замерла. Вот, значит, как это бывает. До последнего момента все просто, буднично. Собираешь вещи, и не догадываешься, что это в последний раз. А потом просто встаешь, берешь сумку и - переступаешь порог. И все. Нет возврата и нет надежды. С чем ушел, к тому уже ничего не прибавишь. Вот и она уйдет сейчас – с каменным сердцем и в полном беспамятстве. А в сознании – только перечень вещей, которые она минуту назад складывала, этот дурацкий термос, который уже никому никогда не пригодится… И все это так жутко, так трагически не соответствует моменту.
Кира затравленно смотрела на дверь, понимая, что уже ничего не может изменить. Взмолиться бы сейчас! О помиловании или об отсрочке… Но сознание было вязким и беспомощным, ни одного подходящего слова Кира подобрать не могла, и от ее воли уже ничто не зависело. Священник был прав – теперь она действительно НЕ МОГЛА сосредоточиться.
Дверь медленно отворилась. Киру встретил слабый свет ночных фонарей и заснеженные ели за окном – торжественные, важные. За окном была зимняя ночь.
Кира не сразу осознала происходящее. Смерть все еще была очень близкой и абсолютно реальной.
- Боже, Милостив буди мне, грешной! – произнесла Кира громко и искренне. Слова грохнули в пустоте так, что стены содрогнулись. Вряд ли в этих стенах когда-либо звучало что-то подобное.
- Боже, очисти меня и грешную и помилуй меня! Создавый меня Господи, помилуй меня!
Слова молитв звучали здесь очень странно – гулкая тишина двухкомнатного люкса встречала их настороженно, почти враждебно. Кира преодолевала это сопротивление пустоты так, как будто должна была заполнить молитвой все это огромное – не тронутое Благодатью – пространство.
Кира читала утренние молитвы. Хотя была ночь, они звучали естественно: в них шла речь о возращении к жизни. И о Милости Создателя, Который вернул ее к жизни. Все оказалось так просто: правило нужно читать потому, что можно уйти и не вернуться. Вот так, как она сегодня. И было бы справедливо – было бы очень-очень справедливо - если бы она не вернулась!
Ели за окном застыли в сосредоточенном молчании. Они все понимали.
- Господи!.. Надолго ли меня хватит?!
 
*********
 
С Ч А С Т Л И В А Я С Л У Ч А Й Н О С Т Ь.
 
Сюрпризы, наверное, предполагались: горькие сюрпризы. Слишком спокойно и буднично начался день - торжественный и неповторимый, чрезвычайно ответственный день: Великая Суббота. День, когда имеет значение любая мимолетное мысль и каждый оттенок настроения. А тут... Поздний подъем - в 8 утра (настоящие подвижники в это время уже давно были в Храме Гроба Господня и молились). Неторопливо позавтракали. Легкомысленно болтая, погрузились в автобус. Поехали... Все было спокойно и комфортно - до неприличия. Надо было предполагать, что долго так продолжаться не может.
Впрочем, оправдание у них было: группу обещали встретить и провести прямо к Храму, минуя все преграды. Накануне вечером всем вручили зеленые бейджи - пропуска от Русской Духовной Миссии. Обещали, что проблем не будет. Все поверили. Хотелось проверить - вот и поверили.
Увы: не встретили. И оказалось, никто в группе не знал, что делать дальше.
Поначалу Кира не очень расстроилась. Пока рядом отец Владимир, все будет в порядке - это она точно знала. Редкий человек: настоящий подвижник и молитвенник, уж он-то окажется в Храме обязательно. Главное - не оторваться от него.
Но его-то Кира и потеряла в первые же мгновения. На секунду, кажется, отвлеклась, посмотрела в другую сторону. А он тем временем исчез. Просто исчез - и все, как растворился. Кира слышала, что здесь, на Святой Земле, события могут развиваться самым неожиданным образом, по обывательского меркам- абсолютно иррационально. Теперь настало время столкнуться с этим на практике.
Небольшая часть группы - пока Кира еще могла различать знакомые лица- влились в толпу, облепившую Яффские ворота. Вход в Старый Город перекрыла израильская полиция. Судя по всему, порядок в городе определялся числом православных паломников: пропустить их следовало как можно меньше, предварительно выдержав под палящим солнцем в мучительном неведении - чтобы у них не осталось сил похулиганить.
В толпе происходило некоторое движение: то слегка вперед, в сторону ворот, то – резко - обратно. Движение назад всякий раз было мощнее, чем поступательное. Один раз люди чуть не попадали с пандауса, поскольку толпа с каждым движением все больше сплющивалась, а держаться было не за что. Однако, Господь всех уберег.
Постепенно толпа проталкивала Киру ближе к воротам. Знакомых вокруг уже не осталось. Здесь она увидела черные глаза полицейских. Именно глаза - лица здесь, пожалуй, ничего не значили, - и именно черные. Не просто темные, а черные, сверкающие, до краев наполненные злобой. Стало понятно происходящее. Паломников пропускали маленькими квантами, иногда - буквально по два-три человека, после чего, используя решетки ограждения, толпу с силой отбрасывали назад. Иногда объявлялась «ложная тревога»: людей как будто бы приглашали пройти, но не пропускали. Толпа успевала слегка податься вперед, при этом встречное давление оказывалось особенно сильным, а решетки норовили опуститься прямо на ноги паломникам.
Тем не менее, вперед они все-таки продвигались. Когда Кира оказалась в числе счастливчиков, проникших, наконец, в Старый Город, она полностью потеряла счет времени. Несколько православных паломников устремились по узкой улочке в сторону Храма, и Кира пристроилась к ним. Вскоре они наткнулись на кордон: те же решетки ограждения, те же черные глаза. Один из полицейских выступил вперед и махнул рукой, направляя их в боковой переулок: «This way!». Православные послушно нырнули в указанном направлении и выскочили на параллельную улицу. Здесь их снова ждал кордон и снова отправили в переулок. Через некоторое время стало ясно: все подходы к Храму перекрыты. Выполняя инструкции полицейских, можно было обойти по кругу весь город и так никуда и не попасть. Поняв это, паломники просто остановились перед одним из кордонов - человек десять разного возраста и молодой православный священник: впереди - полиция, высокие каменные стены по обеим сторонам улицы, жара, духота и полная безнадежность.
Все молчали, обсуждать было нечего, каждый думал о чем-то своем. Кто-то, наверное, молился. Кира думала о том, что вчера зеленый пропуск от Русской Духовной Миссии воспринимался едва ли не как билет в Царствие Небесное. Сейчас ей казалось, что невозможность приблизиться к Чуду ставит крест на всей ее будущей жизни - не только земной, но и последующей. Это надо было еще пережить. Было горько и обидно.
- Конечно! - думала она, отвернувшись к стене и пытаясь сдержать слезы, - Это с моими-то грехами... – так просто и сразу к Благодатному Огню! Разбежалась! Кто сказал, что я имею на это право?
Послышался звук работающего мотора, и все насторожились: транспорт на улицах Старого Города - явление крайне редкое. Однако, это действительно был транспорт - уборочная машина - запаянная со всех сторон, как маленький компактный броневик, ладно скроенный по размерам улицы. В том-то и дело! Аккуратно проходя по габаритам улицы, он явно не предусматривал других участников движения - зазор между ним и стеной с каждой стороны был не более десяти сантиметров. Со спокойной размеренностью живого существа, хорошо знающего свою задачу, машина двигалась прямо на людей и останавливаться не собиралась.
Страха не было, скорее - удивление: закончить земную жизнь под колесами уборочной машины - хотя бы и на Святой Земле - Кира никак не предполагала. Что испытали другие, было сложно сказать, но раздался общий тревожный вздох, кто-то даже ахнул. Машина приближалась, не сбавляя скорости.
Священник запел «Символ Веры». Православные встрепенулись. Присоединился сначала один голос, затем второй. Кира тоже запела. Она вдруг поняла, что есть нечто очень важное, ради чего они все собрались сегодня в Старом Городе и оказались запертыми в этом каменном мешке. И в том, что они сегодня не увидят схождение Благодатного Огня, нет абсолютно ничего страшного.
Кира оглянулась вокруг и не поверила своим глазам: еще несколько минут назад - растерянные, расстроенные, несчастные люди - выпрямилась, вскинули головы, развернули плечи. Пели теперь уже все. Незнакомые, разрозненные, совсем чужие друг другу - они стали единым православным сообществом - маленьким, но вполне сплоченным. А какие лица... ! Дух захватывает! Скомандуй им сейчас - и пойдут умирать за Христа - радостно, гордо, с песнями.
Кира еще раз с удовольствием обвела всех взглядом. На глаза попался полицейский, и он смотрел как-то странно... Машина приближалась.
- Все! - остро подумала Кира, - сейчас нас раздавят. Ну и ладно! Зато мы - православные! Даже я!
Машина проехала мимо... Как это произошло, никто не мог бы объяснить. Православные удивленно переглянулись. Все, похоже, подумали об одном и том же.
Потом все происходило стремительно и, казалось, помимо воли самих участников событий. Поскольку решетку убрали, пропуская уборочная машину, а обратно ставить не торопились, священник двинулся вперед, и православные устремились за ним. Никто, похоже, особенно не рассуждал, просто путь был свободен, и они пошли. Спокойно миновали полицейских, которые отступили, как оказалось, в небольшие ниши по обеим сторонам улицы. Кира оглядела их последний раз, и снова поймала тот самый, странный, неподобающий полицейскому взгляд. И поняла - в его глазах была растерянность.
Кордонов больше не было, и паломники одном дыхании проскочили всю улицу. Лишь у самой площади перед Храмом снова стояли решетки и полицейские. Но здесь очень во-время откуда-то сбоку появилась группа греческих иерархов в сопровождении охраны. Для них открыли проход, и лихие паломники затесались среди иерархов. Охранники недовольно загалдели, но прогонять не стали. Так все вместе они преодолели последний кордон.
И только уже у входа в Храм, перед самым Камнем Помазания, один из полицейских, сделав стойку на слишком уж славянскую внешность Киры, попытался ее задержать. Кира мертвой хваткой вцепилась в решетку - ох уж эти решетки! - сегодня просто на каждом шагу! Но здесь они были на приколе, связанные штук по двадцать, и чтобы сдвинуть Киру с места, потребовалось бы потащить за собой всю эту связку. Это было не под силу даже полицейскому. Раздосадованный, он сильно ударил ее по плечу, что-то в сердцах сказал по-своему и отстал. Вот только, сражаясь с полицейским, Кира потеряла свое православное сообщество.
Потом был Благодатный Огонь, и восторг, чувство обновления, люди приветствовали друг друга с детской непосредственностью - знакомых и незнакомых. Встретила Кира и отца Владимира, который, конечно же, был здесь - как же иначе! - и еще несколько знакомых. И среди этой радостной суеты Кира все искала глазами "своих". Искала, но так и не смогла найти.
Так и остались они - только в воспоминаниях: маленькое воинство Христово и настоящий священник, за которым можно и в огонь, и в воду, и на край света. Сумевший во-время развернуть знамя Веры и заставить людей подняться над обстоятельствами. Так и разошлись они - каждый своей дорогой. Каждый забрал с собой маленький фрагмент Чуда в свою собственную, отдельную от остальных участников событий, жизнь. Возможно, для того, чтобы потом - в гораздо более прозаических житейских обстоятельствах - вспомнить и попытаться воспроизвести, повторить это Чудо. Чудо преображения своей, такой обыкновенной, души в настоящую, светлую, мужественную... Православную.
 

Дорогие братья и сестры!

У Вас есть возможность не выходя из дома заказать поминовения о здравии и о упокоении через сайт нашего храма.

Пожалуйста, выберите одну из представленных Треб, впишите имена поминаемых (в родительном падеже) и внесите пожертвование удобным для Вас способом – с банковской карты, или кошелька Яндекс.Деньги.

Записки будут прочитаны за ближайшим Богослужением.

В поминовении указываются имена только крещеных христиан православного вероисповедания.

Наш номер карты для пожертвований:   2200-7007-1782-1333

или по номеру телефона 8-909-667-79-86

afisha-msk.ru